Придумают же люди!

Как необычная сельская лавочка оказалась в центре мистических событий.

721 0

Родители Ивана Петровича были родом из небольшого села на Владимирщине. Они давно умерли, и их похоронили на старом сельском кладбище рядом с ветхой церквушкой, которая стояла там уже более двух веков.

Иван Петрович, сразу после армии уехавший в большой город и сделавший там неплохую карьеру, вечно занятый на работе, раз в два-три года выбирался на малую родину предков и посещал могилы стариков. В этот раз он приехал туда летом, не без труда выкроив один из дней всегда слишком короткого отпуска.

После нескольких часов пути поставил свою недешевую, а по местным меркам так и прямо роскошную иномарку на площадке около церкви, и пошел на кладбище. Специально привезенной бензокосилкой обкосил траву на родных могилах, кое-как поправил ограду.

День был жаркий, и Иван Петрович с непривычки к физическому труду изрядно запарился. Выходя с кладбища, он заметил у ворот массивную деревянную скамейку без спинки, крепко, но как-то топорно сколоченную. Забираться в нагретую как утюг машину не хотелось. Взяв бутылку минералки, мужчина присел на скамью, благо, что она была в тени огромных тополей.

Сверху в лазури неторопливо плыли редкие облака, ветерок лениво пошевеливал листья деревьев лишь на самых вершинах. Тишина была такая, что почти звенело в ушах.

– Хорошо! – подумал Иван Петрович. – Так бы весь век здесь оставаться…

Но почти тут же его уединение оказалось нарушено. Старушка, которую давно потерявший связь с селом своих предков горожанин в лицо вроде бы и помнил, но как звать – позабыл, проковыляла мимо в сторону кладбища. С Иваном Петровичем она, по деревенскому обычаю, поздоровалась, но при этом как-то очень странно, даже с испугом на него посмотрела.

– Напугал бабку своими новыми тонированными очками от солнца, – подумал человек на лавочке. Через несколько минут следом за старухой мимо него на кладбище прошла молодая женщина с маленькой девочкой. Она тоже поздоровалась, но при этом в ее глазах промелькнул ужас. Это Ивану Петровичу уже совсем не понравилось.

– Что ж это люди тут дикие какие-то! – посетовал он мысленно, и, закончив отдых, сел в авто и двинулся к выезду на шоссе.

По пути на окраине села он углядел знакомую фигуру мужчины средних лет и узнал в нем старого приятеля и дальнего родственника Ваську, которого не видел уже лет десять. Остановив машину и окликнув обрадовавшегося встрече теперь уже Василия Сергеевича, он пустился с ним в длинный разговор, состоявший из бесконечных «А помнишь…, а знаешь…»

Когда примерно полчаса спустя делиться вроде бы стало уже нечем, Иван Петрович вдруг вспомнил о своих кладбищенских впечатлениях.

– Вот ты меня помнишь, а сейчас я у кладбища на лавочке сидел, так на меня ваши сельские глядели, словно я привидение! – шутливо посетовал он другу Ваське. И тут же пожалел о своих словах. Приятель и родня вдруг глянул на него почти столь же дико, как те, что на погосте.

– На какой лавочке? – внезапно побледнев, уточнил Василий Сергеевич. – У ворот слева от церкви?

– Ну, да, – немного растерянно согласился Иван Петрович. – А что? Ему вдруг неизвестно почему самому стало страшно.

– Да как тебе сказать, – замялся собеседник. – Примета тут есть нехорошая. Понимаешь, не лавочка это вовсе. Когда покойников хоронить привозят, надо куда-то гроб для прощания поставить. Раньше родня усопших табуретки с собой возила, но неудобно это, а потом Михалыч – умелец наш, специальный помост сколотил. Получилось действительно похоже на лавочку. Только он больше обычной лавочки и спинки там нет…

– Да что же с того? – механически спросил начинавший понимать Иван Петрович.

– У нас говорят, что если живой человек на эти доски своей волей присядет, то, значит, он – не жилец!

– Бред какой-то! – искренне возмутился Иван Петрович. – И что же, примеры тому есть?

– Да есть… Вот москвич пару лет назад приезжал вроде тебя, у него тут какие-то дальние родственники раньше жили. Хотел дома у нас посмотреть – не прикупить ли себе под дачу, да заодно приспичило ему могилы родни на кладбище проведать. И решил присесть отдохнуть. Так потом назад домой не доехал. Разбился в аварии. Недалеко тут, мне Карпенковых племянник, он в ГАИ служит, рассказывал потом, что этого мужика из разбитой машины спасатели автогеном вырезали. Не спасли! А потом Сашка – парень у нас был такой непутевый, с дружками вечером поддал, и на этой как бы лавочке, куражась, пьяный прилег. Пацаны аж протрезвели, тянут его прочь, мол, с ума сошел, жизнь не дорога! А тот кричит, что в приметы не верит, и ему море по колено. И недели не прошло, как паленой водкой упился насмерть. Там же на кладбище и схоронили. Да вот Степановна еще. Старушка была такая, может, помнишь. У нее сначала сын умер, а потом и внучка погибла. Осталась она одна, говорила, что жизнь ей не мила. И хворала, а никак Бог ее не прибирал. И тогда она в престол, в праздник наш местный, пришла к церкви и на ту самую лавочку при всех и сядь! От нее тогда народ как от чумной отшатывался. Понимали, что смерть к себе зовет. Месяц спустя сработало, померла.

– Да ведь это все совпадения! – пытаясь придать слегка дрогнувшему голосу особую убедительность, прервал рассказ Васьки Иван Петрович. – Сам посуди, какая связь между деревяшкой и аварией? А Сашка и сам по себе мог сто раз насмерть упиться. Степановне же было в обед сто лет, просто время ее пришло. Чего же вы сами себя и людей пугаете?!

– Я что, я ничего, – обиженно забормотал Василий Сергеевич, пряча глаза. – Только ведь Валька-то ее там видела!

– Какая еще Валька? Кого?

– Да смерть. Она на той самой лавочке сидела. Очередного, значит, к себе ждала. Валька – Васильевых дочка. Семья у них хорошая была. Девочка в первый класс пошла. Однажды забрела к кладбищу, к той лавочке подошла и присела. А потом домой прибежала, плачет, дрожит.

– Мама, мама, я страшную бабушку встретила. Она со мной рядом села, а я испугалась и от нее убежала.

Стали малую пытать, оказалось, с ней на той лавочке старуха вдруг появилась непонятно откуда. Вся в черном, и платок черный на голове. Хотела девочку по голове погладить, а рука у нее узкая, костлявая, малышка и убежала с ревом. Мать ее, Танька, потом в церкви все полы головой отбила, просила не забирать у нее дочку. Отмолила, та до сих пор жива-здорова.

– Вот! – облегченно выдохнул Иван Петрович и даже попытался улыбнуться, хотя улыбка получилась несколько кривая. – Отмолила же!

– Это с одной стороны. А три месяца спустя опосля того случая у самой Татьяны рак нашли. Помаялась по больницам, сердешная, а не спасли. Выходит, ее саму смерть взамен дочки взяла…

С земляком Иван Петрович распрощался почти грубо. Оборвал его, пожелал не хворать, и забрался в свою машину. Но Василий Петрович вовсе не обиделся, и смотрел на состоятельного городского сверстника почти с жалостью.

– Ишь, точно хоронит меня заранее! – вконец разозлился Иван Петрович. – Живут тут в глуши, пьянствуют, небылицы всякие сочиняют. Смерть у них на лавочке, понимаешь, клиентов поджидает. Темнота!

Только час-полтора спустя, двигаясь по автотрассе обратно домой, он понемногу успокоился. Мысли приняли привычное направление о том, что еще предстоит сделать сегодня, и какие планы строить на завтра.

Несколько отвлекшись от дороги, Иван Петрович вдруг увидел, как фура из правого ряда почти прямо перед ним неожиданно резко пошла на обгон. Изо всей силы давя на педаль тормоза, и чувствуя, что поздно, он в доли секунды вдруг вспомнил странную лавочку и успел подумать: «Не может быть!…»

Фото: http://flamber.ru/files/photos/1195643712/1225718001_g.jpg

Нашли опечатку? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter. Система Orphus

Размещено в рубрике


Обсуждение