Вячеслав Добрынин: Мелодии в голове еще крутятся

– Как в вашу жизнь вошла музыка?
– Музыкальные способности у меня проявились рано. Сказалась наследственность: у мамы был хороший слух, и отец, по отзывам знавших его, был очень музыкален.
Я занимался музыкой дома, в музыкальной школе, а затем и в музучилище. А высшее гуманитарное образование получил в МГУ, закончив исторический факультет. Я историк и теоретик искусства по диплому. В университете фанатично влюбился в музыку "The Beatles". Начал играть на гитаре, петь и сочинять. Мои первые песни были в репертуаре "Весёлых ребят", "Самоцветов", их пели Ротару, Лещенко, Пугачёва… В начале 70-х годов, уже после окончания университета, утвердившись, что музыка для меня – самое главное в жизни, пошёл работать музыкантом в знаменитый оркестр Олега Лундстрема.
– Помните первую песню?
– В 70-х годах я был оранжировщиком бит-квартета "Лада", и написал на стихи Леонида Дербенева песню "На земле живет любовь…" Я часто мурлычу её, и жена утверждает, что это похоже на заклинания алхимиков.
– У вас с ними есть сходство: ведь им в своё время, так же как и вам, приходилось слышать упрёки в шарлатанстве…
– Пожалуй, вы правы. Раньше я выслушивал сенсации от чиновников от искусства. Шлягеры их чрезвычайно пугали, просто приводили в панический ужас, поскольку была официальная установка на серость, яркими полагалось быть только комсомольским песням. Но серый шлягер, сами понимаете, – нонсенс! А яркий – опасно, заметят, начнут требовать повторить, включить в передачу, показать по телевизору… Кому-то "наверху" он может не понравиться, да будет поздно, подхватят, станут петь в ресторанах, автор, не дай бог, разбогатеет…
– А чем хороший шлягер отличается от плохого?
– Хороший живёт, а плохой гибнет.
– С кем из поэтов вам довелось работать?
– Прежде всего – Леонид Дербенёв. С ним я начинал когда-то, он поддерживал меня, я благодарен ему за это.
Не могу не упомянуть имена таких замечательных мастеров, как Игорь Шаферан, Михаил Танич, Анатолий Поперечный, Михаил Пляцковский.
– Вы не считали, сколько всего написали песен?
– Я работаю в музыке без малого 40 лет. Говорят, что больше других в стране написал песен. Утверждают, что их больше тысячи. Сам могу вспомнить 250-300.
– Ваши песни, в основном, о любви и о женщинах…
– Да, мои песни вызывают обилие эмоций у женщин, которым за тридцать. Женщины ко мне относятся хорошо. А почему? Слава Богу, я дожил до 60 лет и не поменял половой ориентации. Я мужчина нормальной ориентации, в отличие от некоторых. Я люблю женщин, поэтому и они меня любят.
Первой моей женой была Ирина. Меня с ней познакомил приятель, который за ней ухаживал. Ира была студенткой мединститута; невысокая, интеллигентная, в общем, в моём вкусе. У нас с ней были романтичные отношения. Я дарил цветы, ухаживал, говорил комплименты, вздыхал, а обнять или поцеловать почитал за особое удовольствие. Но после блужданий в поисках счастья, к 27 годам созрел я для семейной жизни.
Сначала мы были счастливы. Прожили 4 года, родилась дочка Катя. Потом я растворился в работе. Пришёл успех, а с ним ночные бдения, тусовки, записи, съемки, поздние приходы домой. Жена расстраивалась из-за этого всё больше. К тому же надо было постоянно играть на гитаре, на рояле – сочинять песни, а тут маленький ребенок, шуметь нельзя. Приходилось уезжать из дома к маме. Так мы и отдалились друг от друга.
– И вторую вашу жену тоже зовут Ириной.
– Наверное, это имя предначертано мне судьбой. Когда мы познакомились, я понял, что это моя женщина. Она – архитектор по образованию.
Именно такая жизнелюбивая женщина нужна немолодому, часто испытывающему грусть и усталость мужчине. И вот мы почти 25 лет вместе.
– Чем занимается Катя?
– Катя окончила ВГИК, курс Алексея Баталова, снималась в кино, но в конце концов предпочла карьере семью. Ещё в институте она познакомилась с американцем Шейном Макгаффи, который учился там же на режиссёра. В 1999 году они поженились и уехали в Америку. Живут под Нью-Йорком. У Шейна свой кабельный канал. А Катя ведёт домашнее хозяйство.
– А что у вас за история с фамилией? В справочниках в скобках – Антонов.
– Я никогда не видел собственного отца. Мама познакомилась с Галустом Петросяном на фронте. Вернувшись в Москву, родила меня. Отец после демобилизации поехал в Армению. На родине, видимо, ему не разрешили связать судьбу с русской девушкой.
Мать дала мне свою фамилию. До 30 лет я был Антоновым. Но чтобы не возникало путаницы с другим Антоновым – Юрием, я взял фамилию родни и стал Добрыниным.
– Вы – один из первых композиторов, запевших свои песни.
– Я никогда не мечтал стать певцом. Артистом я стал благодаря случаю. Летом 1986 года Миша Боярский застрял на съемках в Одессе и не успел на запись программы "Шире круг". Мою песню "Спасатель" петь было некому. Мы в студии – в шоке. И тут редакторы начали меня подначивать: мол, сейчас все исполняют песни собственного сочинения… В общем, уломали. Я страшно волновался, но всё получилось с одного дубля. Вошел во вкус, и дальше уже пел в охотку. "Синий туман", "Бабушки-старушки" – пошло-поехало… А потом – композиторы в тени, а поющих авторов знают все, к ним относятся как к популярным артистам.
– С чем вы пришли к юбилею?
– Мне очень приятно, что вышел мой сборник "Сто песен Вячеслава Добрынина". Не всякий композитор-песенник может позволить сейчас это издать. У меня есть чем гордиться в конце жизни!
– Прямо-таки в конце!
– Я уже вроде всё сделал: дочь вырастил, деревьев много посадил. А сколько у меня регалий и наград – кошмар! Теперь главное, чтобы было здоровье. Оно, к сожалению, не очень. Лет в 30 я жевал одни бутерброды, запивая их чем угодно. Сейчас уже так не могу. Но мелодии в голове ещё крутятся. Я ещё чего-то стою по сравнению с молодыми беспредельщиками, которые не способны ничего сочинить и делают всё на компьютере.

Михаил КОСТАКОВ, заслуженный работник культуры России.
Фото автора.
г.Вязники.

Обсуждение закрыто.